Маленькая разбойница
Вот Герда въехала в темный лес, но карета блестела, как
солнце, и сразу бросилась в глаза разбойникам. Они не выдержали и налетели на
нее с криками: "Золото! Золото!" Схватили лошадей под уздцы, убили
маленьких форейторов, кучера и слуг и вытащили из кареты Герду.
— Ишь, какая славненькая, жирненькая. Орешками
откормлена! — сказала старуха разбойница с длинной жесткой бородой и мохнатыми,
нависшими бровями. — Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?
И она вытащила острый, сверкающий нож. Вот ужас!
— Ай! — закричала она вдруг: ее укусила за ухо ее
собственная дочка, которая сидела у нее за спиной и была такая необузданная и
своевольная, что любо!
— Ах ты дрянная девчонка! — закричала мать, но убить
Герду не успела.
— Она будет играть со мной! — сказала маленькая
разбойница. — Она отдаст мне свою муфту, свое хорошенькое платьице и будет
спать со мной в моей постельке.
И девочка опять так укусила мать, что та подпрыгнула и
завертелась на одном месте. Разбойники захохотали:
— Ишь, как скачет со своей девчонкой!
— Я хочу сесть в карету! — закричала маленькая разбойница
и настояла на своем — она была ужасно избалована и упряма.
Они уселись с Гердой в карету и помчались по пням и по
кочкам в чащу леса. Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире
в плечах и гораздо смуглее. Глаза у нее были совсем черные, но какие-то
печальные. Она обняла Герду и сказала:
— Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя! Ты,
верно, принцесса?
— Нет! — отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей
испытать и как она любит Кая.
Маленькая разбойница серьезно поглядела на нее, слегка
кивнула головой и сказала:
— Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя, — я
лучше сама убью тебя!
И она отерла слезы Герде, а потом спрятала обе руки в ее
хорошенькую, мягкую и теплую муфточку.
Вот карета остановилась: они въехали во двор
разбойничьего замка. Он был весь в огромных трещинах; из них вылетали вороны и
вороны; откуда-то выскочили огромные бульдоги и смотрели так свирепо, точно
хотели всех съесть, но лаять не лаяли — это было запрещено.
Посреди огромной залы, с полуразвалившимися, покрытыми
копотью стенами и каменным полом, пылал огонь; дым подымался к потолку и сам
должен был искать себе выход; над огнем кипел в огромном котле суп, а на
вертелах жарились зайцы и кролики.
— Ты будешь спать вместе со мной вот тут, возле моего
маленького зверинца! — сказала Герде маленькая разбойница.
Девочек накормили, напоили, и они ушли в свой угол, где
была постлана солома, накрытая коврами. Повыше сидело на жердочках больше сотни
голубей; все они, казалось, спали, но, когда девочки подошли, слегка
зашевелились.
— Все мои! — сказала маленькая разбойница, схватила
одного голубя за ноги и так тряхнула его, что тот забил крыльями. — На, поцелуй
его! — крикнула она, ткнув голубя Герде прямо в лицо. — А вот тут сидят лесные
плутишки! — продолжала она, указывая на двух голубей, сидевших в небольшом
углублении в стене, за деревянною решеткой. — Эти двое — лесные плутишки! Их
надо держать взаперти, не то живо улетят! А вот и мой милый старичина бяшка! —
И девочка потянула за рога привязанного к стене северного оленя в блестящем
медном ошейнике. — Его тоже нужно держать на привязи, иначе удерет! Каждый
вечер я щекочу его под шеей своим острым ножом — он смерть этого боится!
С этими словами маленькая разбойница вытащила из
расщелины в стене длинный нож и провела им по шее оленя. Бедное животное
забрыкалось, а девочка захохотала и потащила Герду к постели.
— Разве ты спишь с ножом? — спросила ее Герда,
покосившись на острый нож.
— Всегда! — отвечала маленькая разбойница. — Как знать,
что может случиться! Но расскажи мне еще раз о Кае и о том, как ты пустилась
странствовать по белу свету!
Герда рассказала. Лесные голуби в клетке тихо —
ворковали; другие голуби уже спали; маленькая разбойница обвила одною рукой шею
Герды — в другой у нее был нож — и захрапела, но Герда не могла сомкнуть глаз,
не зная, убьют ее или оставят в живых. Разбойники сидели вокруг огня, пели
песни и пили, а старуха разбойница кувыркалась. Страшно было глядеть на это бедной
девочке.
Вдруг лесные голуби проворковали:
— Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла на спине
его санки, а он сидел в санях Снежной королевы. Они летели над лесом, когда мы,
птенчики, еще лежали в гнезде; она дохнула на нас, и все умерли, кроме нас
двоих! Курр! Курр!
— Что вы говорите? — воскликнула Герда. — Куда же
полетела Снежная королева?
— Она полетела, наверно, в Лапландию, — там ведь вечный
снег и лед! Спроси у северного оленя, что стоит тут на привязи!
— Да, там вечный снег и лед, чудо как хорошо! — сказал
северный олень. — Там прыгаешь себе на воле по бескрайним сверкающим ледяным
равнинам! Там раскинут летний шатер Снежной королевы, а постоянные ее чертоги —
у Северного полюса, на острове Шпицберген!
— О Кай, мой милый Кай! — вздохнула Герда.
— Лежи смирно! — сказала маленькая разбойница. — Не то я
пырну тебя ножом!
Утром Герда рассказала ей, что слышала от лесных голубей.
Маленькая разбойница серьезно посмотрела на Герду, кивнула головой и сказала:
— Ну, так и быть!.. А ты знаешь, где Лапландия? —
спросила она затем у северного оленя.
— Кому же и знать, как не мне! — отвечал олень, и глаза
его заблестели. — Там я родился и вырос, там прыгал по снежным равнинам!
— Так слушай! — сказала Герде маленькая разбойница. —
Видишь, все наши ушли; дома одна мать; немного погодя она хлебнет из большой
бутылки и вздремнет — тогда я кое-что сделаю для тебя!
Тут девочка вскочила с постели, обняла мать, дернула ее
за бороду и сказала:
— Здравствуй, мой маленький козлик!
А мать надавала ей по носу щелчков, нос у девочки
покраснел и посинел, но все это делалось любя.
Потом, когда старуха хлебнула из своей бутылки и
захрапела, маленькая разбойница подошла к северному оленю и сказала:
— Еще долго-долго можно было бы потешаться над тобой! Уж
больно ты бываешь уморительным, когда тебя щекочут острым ножом! Ну, да так и
быть! Я отвяжу тебя и выпущу на волю. Ты можешь убежать в свою Лапландию, но
должен за это отнести ко дворцу Снежной королевы вот эту девочку, — там ее
названый братец. Ты ведь, конечно, слышал, что она рассказывала? Она говорила
довольно громко, а у тебя вечно ушки на макушке.
Северный олень подпрыгнул от радости. Маленькая
разбойница посадила на него Герду, крепко привязала ее, ради осторожности, и
подсунула под нее мягкую подушечку, чтобы ей удобнее было сидеть.
— Так и быть, — сказала она затем, — возьми назад свои
меховые сапожки — будет ведь холодно! А муфту уж я оставлю себе, больно она
хороша! Но мерзнуть я тебе не дам; вот огромные матушкины рукавицы, они дойдут
тебе до самых локтей! Сунь в них руки! Ну вот, теперь руки у тебя, как у моей
безобразной матушки!
Герда плакала от радости.
— Терпеть не могу, когда хнычут! — сказала маленькая
разбойница. — Теперь тебе надо смотреть весело! Вот тебе еще два хлеба и
окорок! Что? Небось не будешь голодать!
И то и другое было привязано к оленю. Затем маленькая
разбойница отворила дверь, заманила собак в дом, перерезала своим острым ножом
веревку, которой был привязан олень, и сказала ему:
— Ну, живо! Да береги смотри девчонку!
Герда протянула маленькой разбойнице обе руки в огромных
рукавицах и попрощалась с нею. Северный олень пустился во всю прыть через пни и
кочки, по лесу, по болотам и степям. Волки выли, вороны каркали, а небо вдруг
зафукало и выбросило столбы огня.
— Вот мое родное северное сияние! — сказал олень. —
Гляди, как горит!
И он побежал дальше, не останавливаясь ни днем, ни ночью.
Хлебы были съедены, ветчина тоже, и вот Герда очутилась в Лапландии.
Лапландка и финка
Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до
самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в
нее на четвереньках.
Дома была одна старуха лапландка, жарившая при свете
жировой лампы рыбу. Северный олень рассказал лапландке всю историю Герды, но
сначала рассказал свою собственную — она казалась ему гораздо важнее.
Герда же так окоченела от холода, что и говорить не
могла.
— Ах вы бедняги! — сказала лапландка. — Долгий же вам еще
предстоит путь! Придется сделать сто миль с лишком, пока доберетесь до
Финмарка, где Снежная королева живет на даче и каждый вечер зажигает голубые
бенгальские огни. Я напишу пару слов на сушеной треске — бумаги у меня нет, — а
вы снесете ее финке, которая живет в тех местах и лучше моего сумеет научить
вас, что надо делать.
Когда Герда согрелась, поела и попила, лапландка написала
пару слов на сушеной треске, велела Герде хорошенько беречь ее, потом привязала
девочку к спине оленя, и тот снова помчался.
Небо опять фукало и выбрасывало столбы чудесного голубого
пламени. Так добежал олень с Гердой и до Финмарка и постучался в дымовую трубу
финки — у нее и дверей-то не было.
Ну и жара стояла в ее жилье! Сама финка, низенькая
грязная женщина, ходила полуголая. Живо стащила она с Герды все платье, рукавицы
и сапоги — иначе девочке было бы чересчур жарко, — положила оленю на голову
кусок льда и затем принялась читать то, что было написано на сушеной треске.
Она прочла все от слова до слова три раза, пока не
заучила наизусть, и потом сунула треску в котел — рыба ведь годилась в пищу, а
у финки ничего даром не пропадало.
Тут олень рассказал сначала свою историю, а потом историю
Герды. Финка мигала своими умными глазками, но не говорила ни слова.
— Ты такая мудрая женщина! — сказал олень. — Я знаю, что
ты можешь связать одной ниткой все четыре ветра; когда шкипер развяжет один
узел — подует попутный ветер, развяжет другой — погода разыграется, а развяжет
третий и четвертый — подымется такая буря, что поломает в щепки деревья. Не
изготовишь ли ты для девочки такого питья, которое бы дало ей силу двенадцати
богатырей? Тогда бы она одолела Снежную королеву!
— Силу двенадцати богатырей! — сказала финка. — Да, много
в этом толку!
С этими словами она взяла с полки большой кожаный свиток
и развернула его: на нем стояли какие-то удивительные письмена; финка принялась
читать их и читала до того, что ее пот прошиб.
Олень опять принялся просить за Герду, а сама Герда
смотрела на финку такими умоляющими, полными слез глазами, что та опять
заморгала, отвела оленя в сторону и, меняя ему на голове лед, шепнула:
— Кай в самом деле у Снежной королевы, но он вполне
доволен и думает, что лучше ему нигде и быть не может. Причиной же всему
осколки зеркала, что сидят у него в сердце и в глазу. Их надо удалить, иначе он
никогда не будет человеком и Снежная королева сохранит над ним свою власть.
— Но не поможешь ли ты Герде как-нибудь уничтожить эту
власть?
— Сильнее, чем она есть, я не могу ее сделать. Не видишь
разве, как велика ее сила? Не видишь, что ей служат и люди и животные? Ведь она
босая обошла полсвета! Не у нас занимать ей силу! Сила — в ее милом, невинном
детском сердечке. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снежной королевы
и извлечь из сердца Кая осколки, то мы и подавно ей не поможем! В двух милях
отсюда начинается сад Снежной королевы. Отнеси туда девочку, спусти у большого
куста, покрытого красными ягодами, и, не мешкая, возвращайся обратно!
С этими словами финка подсадила Герду на спину оленя, и
тот бросился бежать со всех ног.
— Ай, я без теплых сапог! Ай, я без рукавиц! — закричала
Герда, очутившись на морозе.
Но олень не смел остановиться, пока не добежал до куста с
красными ягодами; тут он спустил девочку, поцеловал ее в самые губы, и из глаз
его покатились крупные блестящие слезы. Затем он стрелой пустился назад. Бедная
девочка осталась одна-одинешенька, на трескучем морозе, без башмаков, без
рукавиц.
Она побежала вперед что было мочи; навстречу ей несся
целый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба — небо было совсем ясное, и
на нем пылало северное сияние, — нет, они бежали по земле прямо на Герду и, по
мере приближения, становились все крупнее и крупнее. Герда вспомнила большие
красивые хлопья под зажигательным стеклом, но эти были куда больше, страшнее,
самых удивительных видов и форм и все живые. Это были передовые отряды войска
Снежной королевы. Одни напоминали собой больших безобразных ежей, другие —
стоголовых змей, третьи — толстых медвежат с взъерошенною шерстью. Но все они
одинаково сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями.
Герда начала читать "Отче наш"; было так
холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот
все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие, светлые
ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со
шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и когда
Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион. Ангелы приняли
снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячи снежинок. Герда могла
теперь смело идти вперед; ангелы гладили ее руки и ноги, и ей не было уже так
холодно. Наконец девочка добралась до чертогов Снежной королевы.
Посмотрим же, что делал в это время Кай. Он и не думал о
Герде, а уж меньше всего о том, что она стоит перед замком.
Что происходило в чертогах Снежной королевы и что случилось
потом
Стены чертогов Снежной королевы намела метель, окна и
двери проделали буйные ветры. Сотни огромных, освещенных северным сиянием зал
тянулись одна за другой; самая большая простиралась на много-много миль. Как
холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье
никогда и не заглядывало сюда! Хоть бы редкий раз устроилась бы здесь медвежья
вечеринка с танцами под музыку бури, в которых могли бы отличиться грацией и
умением ходить на задних лапах белые медведи, или составилась партия в карты с
ссорами и дракой, или, наконец, сошлись на беседу за чашкой кофе беленькие
кумушки лисички — нет, никогда этого не случалось! Холодно, пустынно, мертво!
Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью
рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой
большой пустынней снежной залы находилось замерзшее озеро. Лед треснул на нем
на тысячи кусков, ровных и правильных на диво. Посреди озера стоял трон Снежной
королевы; на нем она восседала, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале
разума; по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало в мире.
Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не
замечал этого, — поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к
холоду, да и самое сердце его стало куском льда. Кай возился с плоскими
остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая
игра — складывание фигур из деревянных дощечек, которая называется "китайскою
головоломкою". Кай тоже складывал разные затейливые фигуры из льдин, и это
называлось "ледяной игрой разума". В его глазах эти фигуры были чудом
искусства, а складывание их — занятием первой важности. Это происходило оттого,
что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала! Он складывал из льдин и
целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, — слово
"вечность".
Снежная королева сказала ему: "Если ты сложишь это
слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых
коньков". Но он никак не мог его сложить.
— Теперь я полечу в теплые края! — сказала Снежная
королева. — Загляну в черные котлы!
Котлами она называла кратеры огнедышащих гор — Везувия и
Этны.
И она улетела, а Кай остался один в необозримой пустынной
зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он
сидел на одном месте — такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было
подумать, что он замерз.
В это-то время в огромные ворота, проделанные буйными
ветрами, входила Герда. Она прочла вечернюю молитву, и ветры улеглись, точно
заснули. Она свободно вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Девочка
сейчас же узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
— Кай, милый мой Каи! Наконец-то я нашла тебя!
Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. Тогда
Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце,
растопили его ледяную кору и расплавили осколок. Кай взглянул на Герду, а она
запела:
Розы цветут... Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.
Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так
сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и
очень обрадовался.
— Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго?
Где был я сам? — И он оглянулся вокруг. — Как здесь холодно, пустынно! И он
крепко прижался к Герде. Она смеялась и плакала от радости. Да, радость была такая,
что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое
слово, которое задала сложить Каю Снежная королева; сложив его, он мог
сделаться сам себе господином, да еще получить от нее в дар весь свет и пару
новых коньков.
Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зацвели
розами, поцеловала его в глаза, и они заблистали, как ее глаза; поцеловала его
руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым.
Снежная королева могла вернуться когда угодно, — его
вольная лежала тут, написанная блестящими ледяными буквами.
Кай с Гердой рука об руку вышли из пустынных ледяных
чертогов; они шли и говорили о бабушке, о своих розах, и на пути их стихали
буйные ветры, проглядывало солнышко. Когда же они дошли до куста с красными
ягодами, там уже ждал их северный олень. Он привел с собою молодую оленью
матку, вымя ее было полно молока; она напоила им Кая и Герду и поцеловала их
прямо в губы. Затем Кай и Герда отправились сначала к финке, отогрелись у нее и
узнали дорогу домой, а потом к лапландке; та сшила им новое платье, починила
свои сани и поехала их провожать.
Оленья парочка тоже провожала молодых путников вплоть до
самой границы Лапландии, где уже пробивалась первая зелень. Тут Кай и Герда
простились с оленями и с лапландкой.
— Счастливого пути! — крикнули им провожатые.
Вот перед ними и лес. Запели первые птички, деревья
покрылись зелеными почками. Из леса навстречу путникам выехала верхом на
великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за
поясом. Герда сразу узнала и лошадь — она была когда-то впряжена в золотую
карету — и девушку. Это была маленькая разбойница; ей наскучило жить дома, и
она захотела побывать на севере, а если там не понравится — и в других местах.
Она тоже узнала Герду. Вот была радость!
— Ишь ты бродяга! — сказала она Каю. — Хотела бы я знать,
стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света!
Но Герда потрепала ее по щеке и спросила о принце и
принцессе.
— Они уехали в чужие края! — отвечала молодая разбойница.
— А ворон с вороной? — спросила Герда.
— Лесной ворон умер; ручная ворона осталась вдовой, ходит
с черной шерстинкой на ножке и жалуется на судьбу. Но все это пустяки, а ты вот
расскажи-ка лучше, что с тобой было и как ты нашла его.
Герда и Кай рассказали ей обо всем.
— Ну, вот и сказке конец! — сказала молодая разбойница,
пожала им руки и обещала навестить их, если когда-нибудь заедет в их город.
Затем она отправилась своей дорогой, а Кай и Герда своей. Они шли, и на их
дороге расцветали весенние цветы, зеленела травка. Вот раздался колокольный
звон, и они узнали колокольни своего родного городка. Они поднялись по знакомой
лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: так же тикали часы, так же
двигалась часовая стрелка. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что
успели за это время сделаться взрослыми людьми. Цветущие розовые кусты
заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай
с Гердой сели каждый на свой и взяли друг друга за руки. Холодное, пустынное
великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими, как тяжелый сон. Бабушка
сидела на солнышке и громко читала Евангелие: "Если не будете как дети, не
войдете в царствие небесное!"
Кай и Герда взглянули друг на друга и тут только поняли
смысл старого псалма:
Розы цветут... Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.
Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети
сердцем и душою, а на дворе стояло теплое, благодатное лето!
